4% от японского годового ВВП, в 2 раза больше годовых продаж крупнейшего в мире автопроизводителя Тойота, в 30 раз больше оборота Лас-Вегаса и Макао – вот размер рынка игровых автоматов Pachinko в Японии. Глубоко укоренившиеся в японской культуре и ставшие национальной болезнью, они при этом не являются сугубо японским феноменом: сети заведений патинко достигли расцвета благодаря выходцам с Корейского полуострова. Почему они продолжают работать в стране, где казино до недавнего времени находилось под запретом, и как обычные японские игроманы спонсируют северокорейскую ядерную программу?
Pachinko, like all gambling, is rigged. The house always wins.
It’s a central metaphor of life. It’s rigged, but you keep playing.
Min Jin Lee, “Pachinko” (2017)
Здания с вывеской “Pachinko” – то, без чего сложно представить современную Японию вне зависимости от наблюдаемого пейзажа – будь то гудящая Сибуя или глухая японская деревня городского типа. Их внутреннее убранство может быть разным – прокуренные и залитые неоновым светом помещения, или напоминающие типичные торговые центры светлые пространства с игровыми автоматами. Патинко (Pachinko, パチンコ) – вид игры с игровыми автоматами и машинами-патислотами, по своей простой механике напоминающей вертикальный пинпонг. C момента своего появления в Японии в 20-е годы прошлого столетия они обошли и законодательные ограничения, и конкуренцию с многими другими форматами досуга. К 2000-м годам объем японского рынка игровых автоматов достиг 200 млрд долларов, в 2020 году он составил около 132 млрд долларов – пускай и сокращаясь, он все еще огромен. Какое-то время доходы от индустрии патинко в 2 раза превышали годовую выручку компании Тойота, а работает в отрасли больше людей, чем в 10 крупнейших компаниях-автопроизводителях страны.
Сегодня автоматы патинко можно назвать феноменом – экономическим с точки зрения механизмов удержания клиентов и выживания несмотря на попытки государственного регулирования и социокультурным – с позиции масштабов охвата населения и доли зависимых игроманов от совокупного населения страны, где из-за законодательных ограничений до недавнего времени не было ни одного казино.
Размер рынка патинко и патислотов в Японии, 2011-2020 гг.
Источник: Statista
Рынок городского досуга Японии в 2020 г., трлн. иен
Источник: ダイナム.corp
«Патинкоголизм»
В 2018 году пальмовую ветвь Каннского кинофестиваля получил фильм “Магазинные воришки”, обнажающий неприглядную сторону жизни кажущегося примерно благополучным японского общества. Один из запоминающихся образов картины – ребенок, умирающий в машине, пока его родители не могут оторваться от игровых автоматов в патинко-центре. Это не просто драматургический прием: в Японии за последние 6 лет был зафиксирован 221 случай, когда поглощенные играми родители забывали своих детей, сидящих в закрытой машине на жаре целый день.
Ставшая общенациональной болезнью игромания регулярно отмечается Министерством здравоохранения, труда и благосостояния: в 2017 году от лудомании страдало 3,6% населения. По некоторым оценкам Япония по масштабам игромании превосходила многие страны-лидеры индустрии – так, в 2014 году этот показатель в стране оценивался в 4,8%, тогда как в Гонконге (2001) или США (2002) 1.8% и 1.58% соответственно. На 2017 год Япония была третьей в мире страной после США и Китая (включая Макао и Гонконг) по объему потерь от азартных игр, превышавших 24 млрд долларов. В среднем зависимый от игры в патислоты может потратить больше 500 долларов (около 40 тыс. рублей) только за один месяц.
Подобная зависимость безусловно стимулируется механикой игры: игрок покупает металлические шарики, которые засыпает в вертикальный пинпонгоподобный механизм. Цель – контролируя скорость шариков, сделать так, чтобы они попали в цель во вращающемся автомате. Когда один шарик стоит меньше 10 иен (около 7 рублей), велик соблазн шарик за шариком продолжать испытывать удачу, запускать одновременно сразу несколько сотен штук. Тем более, что при настройке автоматов используются такие схемы – например, какухэн (確 変, изменение вероятности), дзитан (時短, сокращение времени), коатари （小当たり, мини-джекпот） – что выигрыш вполне реален, и многие играют с целью заработать легкие деньги.
В столкнувшихся с эпидемией игромании Тайване и Южной Корее заведения патинко просуществовали недолго и к 2010-м годам были запрещены. Почему же в Японии казино были нелегальны, а Pachinko оставались едва ли не основной опцией досуга на выходных типичного уставшего офисного работника-саларимана?
«Вы не понимаете, это другое»: казино или рекреация
Исторически развлекательные центры индустрии патинко и патислотов были серой зоной с точки зрения правового регулирования. Вплоть до 2016 года казино в стране находились под запретом – который, впрочем, не распространялся на скачки, лотереи и сами патинко.
Японские законы в отношении азартных игр, действовавшие до легализации, могут быть обманчиво строги. Так, Статья 185 Уголовного кодекса гласит, что игроки в азартные игры подлежат наказанию в виде штрафа в размере не более 500 тыс. иен, а 186 статья – что азартный игрок, занимающийся гэмблингом на постоянной основе, подлежит наказанию в виде тюремного заключения с назначением обязательных работ на срок не более 3 лет. В действительности же из этих правил существовали исключения, касавшиеся вида игры, места и времени, а также других обстоятельств. Наконец, факт процветания в Японии патинко только свидетельствовал о номинальности этих норм.
В годы правления С. Абэ Япония планомерно шла к легализации казино, а первые законопроекты по этому треку стали рассматриваться в 2008 году. После легализации в 2016 году была представлена дорожная карта, которая, в частности, ставила целью открытие первого казино уже к Токийской олимпиаде. Легализация игорного бизнеса при Абэ столкнулась с рядом трудностей, начиная с нападок оппозиции и общественного скептицизма и заканчивая скандалом о получении экс-зам. министром и при этом членом палаты советников, активно продвигавшим закон о казино, взятки от китайского казино-оператора. К тому же легализация казино вряд ли позволит им претендовать на замену патинко, хотя и теряющих популярность, но въевшихся в японский быт, доступных представителям как среднего класса, так и малообеспеченных слоев населения. Механика практически одинаково азартных казино и патинко одновременно очень разная: не каждый приезжает в казино-курорт хотя бы раз в год, но любой без особых финансовых стеснений может позволить себе вечером после работы поиграть в автоматы – сегодня, завтра, послезавтра.
С легализацией казино проблема статуса патинко потеряла свою остроту – тем не менее, на протяжении десятилетий этим заведениям удавалось обходить классификацию как казино и де-факто превосходить объемы оборота крупнейших мировых центров игорного бизнеса за счет хитрого, хотя и простого механизма обналичивания выигрышей. Поскольку японское законодательство запрещает прямой обмен призов на деньги, была разработана трехсторонняя модель монетизации выигрышей – так называемая «система трех магазинов» (三店方式, сантэн хо:сики). В случае победы игрок получает шарики, которые можно обменять на множество товаров. Среди них – особый приз (特殊景品, токусю кэихин) – например, золотые жетоны, шариковые ручки или зажигалки. Его можно отнести в отдельный, де-юре не связанный, но как правило находящийся рядом с салоном патинко магазин, и обменять на наличные. В свою очередь, продавец призов покупает их у игроков и перепродает оптом с процентом обратно в салон. Хотя фактически добавление в цепочку дополнительного агента не меняет принцип работы патинко, все эти годы это считалось достаточным основанием для технического соблюдения законодательства.
Каждые три года машины-патислоты проверяются на предмет соответствия нормативам, устанавливаемым Ассоциацией охранной электроники и коммуникационных технологий – таким как максимальные ставки, максимальные выплаты, характеристики по доступному игроку интерфейсу. Иногда такие стандарты намеренно обходятся владельцами салонов – так, в 2016 году полиция была вынуждена вмешаться в деятельность заведений ввиду подозрений в изменении производительности игровых автоматов так, что теперь его порядок функционирования может соответствовать казино. Почти 720 тыс. автоматов было изъято для проведения экспертизы на предмет того, имело ли место изменение механизмов их работы со стороны оператора.
Регулирование отрасли планомерно обрастает новыми ограничениями. В 2006 г. был обновлен очередной регламент, ограничивающий максимальное значение «запаса» отдельного автомата до 2000-3000 монет для бонусных игр – чтобы у игроков было меньше стимулов продолжать череду розыгрышей. Последние попытки снижения градуса азартности патинко на законодательном уровне были связаны с сокращениями выплат выигрышей – так игроки выигрывают и теряют деньги медленнее, что делает игру менее захватывающей. И все же на фоне масштаба проблемы подобные ограничения едва ли можно считать значимыми – тем более, что от них выигрывают если не операторы, то производители новых патислотов.
Ирония судьбы или парадоксы регулирования
Иронично, но разрастание патинко из маргинальных прокуренных местечек для развлечения довольно узкой – и такой же маргинальной – прослойки населения в настоящую болезнь японского среднего класса произошло пускай и с невольной, но подачи государственных регуляторов. Владельцам заведений полиция предложила разрешение установки автоматов с более высокими ставками в обмен на более строгие меры финансового контроля системы, в которой клиенты покупают магнитные карты в автоматах, а затем вставляют их в машины для игры. Эти карты сразу же стали повально подделываться, а ставки начали увеличиваться в геометрической прогрессии – теперь выплата по итогам выигрыша могла единовременно вырасти в 10 раз.
Еще один фактор – гибкий, иногда граничащий с понятием «коррупционный» подход ответственных за регулирование отрасли государственных агентств. Игорный бизнес не стал исключением из ставшей практически правилом квазилегальной лоббистской традиции амакудари (天下り), “сошествия с небес”, когда бюрократы после выхода «на пенсию» занимали высокооплачиваемые должности в индустрии, которую ранее регулировали. Поскольку игорный бизнес в Японии является прерогативой Национального полицейского агентства, именно его представители часто продвигали интересы сетей патинко. Например, в 1989 году во время парламентских сессий отмечалось, что в игорный бизнес перешло 69 отставных сотрудников правоохранительных органов – в то время как, например, в 2016 году в отрасли с самой высокой концентрацией амакудари, финансах, таких чиновников было всего около 100. В 2005 году четверо из пяти членов совета директоров государственной Ассоциации безопасности, электроники и коммуникационных технологий были бывшими сотрудниками правоохранительных органов, в том числе председатель – экс-суперинтендант столичного управления токийской полиции. Хотя в последние годы сложно говорить об увеличении подобных полулегальных переходов, отдельные эпизоды указывают на существование этой порочной практики и по сей день. Так, подозрения в сговоре полиции и сетей патинко и патислотов культивировались с утечкой фотографий со встречи в токийской идзакае директора компании-производителя патислотов Yamasa (и в то же время председателя Японской кооперативной ассоциации производителей электрических развлекательных автоматов Ниппон Дэнко) и представителя полиции в 2016 году. Целью возможного сотрудничества полицейского агентства и игорного бизнеса называлось получение разрешений на использование автоматов с большим коэффициентом выигрыша и, соответственно, большим азартным духом.
Патинко, деньги, два ствола: от якудза к дзайнити
Когда в 1924 г. в одном столичном универмаге появился игровой автомат для выдачи сладостей, едва ли можно было представить, что однажды это станет индустрией очень больших и легких денег, вотчиной мафии якудза и угнетенных корейцев-дзайнити (在日朝鮮人). По мере послевоенного восстановления страны не имевший значимых барьеров для входа новых компаний игорный бизнес испытывал скачкообразный рост: если в 1949 г. залов патинко было 4818, то спустя 4 года их стало в 10 раз больше, 43452.
Игорный бизнес в Японии изначально был индустрией без барьеров – в том числе и для угнетенных или маргинальных групп населения – коими и являлись этнические корейцы-дзайнити и якудза. В случае первых роль сыграла невозможность трудоустройства в ряде других отраслей. После войны в стране было порядка 600 тыс. корейцев, прибывших в страну еще в годы японской оккупации.
По некоторым оценкам, 70% отрасли контролируется корейцами, в значительной степени – северянами. Сегодня связь индустрии с Севером является достаточно чувствительной проблемой и редко затрагивается в медиа или на телевидении. Интересно, что по отношению к «про-южным» операторам призывов о закрытии практически не звучит. Сами компании с южнокорейскими корнями были задействованы в меньшем количестве громких скандалов, а некоторые из их представителей, такие как Хан Чан Ву, основатель самой крупной японской сети патинко Maruhan Corp., заявивший о том, что пожертвует все свое состояние (1,7 млрд долларов) на улучшение отношений между Японией и Республикой Корея – скорее способствуют улучшению отношений между странами, чем наоборот.
Изобретательность же якудза, распознавших золотую жилу в набирающих популярность автоматах, во многом предвосхитила сегодняшние схемы по монетизации выигрышей и сформировала образ салонов патинко как прокуренных тесных залов. В 1950-е годы якудза покупали у вышедших из заведения клиентов сигареты, затем перепродавая их в залах по более низкой, чем рыночная, но выше, чем та, по которой совершена транзакция с клиентом, цене. Теперь клиент мог продать и тем самым «монетизировать» ненужные ему сигареты или приобрести их в зале по более низкой стоимости, в то время как якудза получали разницу между двумя ценами. Именно этот механизм, распространившийся и на другие товары, лег в основу современной системы «трех магазинов».
С превращением индустрии из аналога современного тира с игрушками вместо призов в «казино» с электрическими автоматами, где одновременно запускалось уже больше сотни шариков, развились обходящие правовые ограничения механизмы обналичивания выигрышей, которые, в свою очередь, были профилем мафии якудза. Вскоре после разработки легальных способов монетизации выигрышей посредством третьих организаций якудза практически покинули игорной бизнес. Остающейся одной из самых распространенных и сейчас, но в то же время традиционной нишей якудза в игорном бизнесе является владение нелегальными заведениями патинко. Показательно, что салону арестованного в мае 2021 г. мафиози с всего 54 патислотами и 6 стандартными патинко-автоматами удалось заработать по меньшей мере 100 млн иен всего за год.
Сегодня присутствие якудза в секторе менее заметно, чего нельзя сказать о корейских выходцах, которые, казалось бы, с течением времени и под влиянием политики ассимиляции должны были раствориться в «гомогенной», по словам премьер-министра Я. Накасонэ, массе японского общества. Однако в действительности отрасли сложно избавиться от восприятия как прокорейской – отчасти это связано с фактором организованных сообществ корейской диаспоры: северокорейского Чочхоннён и южнокорейского Миндан.
Как патинко помогает Пхеньяну развивать ядерную программу
Неудивительно, что “иностранное лобби” в случае игровых автоматов представлено организацией корейской диаспоры – Ассоциацией северокорейских граждан в Японии Чочхоннён (조총련), которая в условиях отсутствия дипломатических отношений между Японией и КНДР играет важную институциональную роль в их взаимодействии.
Параноидальное отношение к Чочхоннёну и патинко с патислотами как его «сфере влияния» в Японии однажды уже подкрепилось не только спекуляциями. В 1989 г. после победы на парламентских выборах Социалистической партии над Либерально-демократической стало известно о получении выплат обеими партиями от организаций, связанных Чочхоннён и Миндан. Параллельно с выборами в парламенте велись обсуждения законопроекта об обязательном использовании предоплаченных карт в игровых залах для предотвращения уклонения от уплаты налогов. Как стало известно, противоречащие базовым нормам японского законодательства денежные трансферы от иностранных источников поступали как раз посредством связанного с обоими Кореями игорного бизнеса.
Новый виток напряженности в японо-северокорейских отношениях пришелся на начало 2000-х. 2002 год стал одним из знаковых в двусторонних отношениях Токио и Пхеньяна: КНДР впервые официально признала и принесла извинения за факт похищения японских граждан. В том же году на родину вернулись пятеро из 24 японцев, что, разумеется, не стало счастливой развязкой в череде проблем и подозрений в отношениях двух стран. В 2006 году КНДР осуществила запуск баллистических ракет и ядерное испытание. Ответными мерами Японии стали запрет импорта из КНДР и входа северокорейского товаро-пассажирского судна «Мангенбон №92», а затем и всех остальных северокорейских кораблей в японские порты. Из всей совокупности болезненных контекстов в японо-северокорейских отношениях, покушение на японский суверенитет в рамках похищения японских граждан можно сравнить с ноющей раной для Японии. И тогда, когда и с позиций северокорейских властей, и, кажется, здравого смысла, оставшиеся в КНДР японцы уже не были в живых, общественный ажиотаж вокруг нее постоянно подпитывался и политиками, разыгрывающими северокорейскую карту во время предвыборных кампаний, и случаями дискриминации этнических корейцев. Параллельно с этим росло и недоверие к объединениям дзайнити-корейцев, что отражалось на игорном бизнесе как отрасли с их высочайшей концентрацией.
Хотя тема игорного бизнеса редко выносится на передовицы газет или прайм-тайм телевизионных передач, после старта корейской ядерной программы связь патинко с КНДР периодически упоминается в политическом и медиа-пространстве, особенно – во время эскалации двусторонних отношений. Например, пожалуй, главная женщина на японской политической арене, бывший министр обороны и нынешний губернатор Токио Юрико Коикэ в своей статье для издания Japan Times прямо связывает доходы от патинко с ядерной программой КНДР: «…благодаря финансированию и высокотехнологичным компонентам, производимым на деньги патинко из Японии, оружейные программы Северной Кореи становятся все более изощренными».
Существуют ли реальные доказательства прямого влияния денег патинко на программы вооружения КНДР, сказать сложно, равно как и четко отделить националистические призывы к закрытию патинко от обоснованных доводов в пользу ограничения влияния связанных с Пхеньяном ассоциаций или сетей. Оценки масштабов денежных трансферов в силу их нелегальности также могут быть лишь примерными: в то время как годовой импорт КНДР как правило не превышал 2 млрд долларов в год, в 1990-е переводы наличными по каналам Чочхоннёна оценивались в 650-850 млн долларов, по другим мнениям они составляли около 200 млн долларов. Некоторые наблюдатели, особенно приверженцы националистических взглядов, связывают выплаты в КНДР со стремлением этнических корейцев защитить своих родственников-заложников – как, например, ультраправый член палаты представителей и министр реконструкции кабинета премьер-министра Ё. Суга Кацуэй Хирасава. Бывший сотрудник Национального полицейского агентства, в своей книге он писал, что раньше пожертвования в КНДР от патинко в размере от 100 млн. иен награждались медалями, а имена «благотворителей» и названия игорных салонов появлялись в северокорейских журналах. Он также отмечал, что связи с грозным Пхеньяном и влиятельными бизнес-кругами позволяли некоторым сетям патинко уклоняться от уплаты налогов и оказывать давление на Национальное налоговое агентство. Отдельные источники даже говорят о наличии договоренностей между агентством и Чочхоннёном. Сообщения об уклонении операторов патинко от уплаты налогов в связке с КНДР встречаются в новостях и сейчас: в 2015 году стало известно об уклонении от уплаты налогов одной из крупных компаний Habin Group – вместо выплат в бюджет (199 млн иен) ее президент, гражданка Японии (и этническая кореянка) Сон Ён Чжа, вместо этого перечислила в отделение Чочхоннёна на Хоккайдо около 150 млн иен.
Как и в случае с мафией якудза, можно предположить, что доходы от игорного бизнеса в Японии в пакете инструментов получения Пхеньяном иностранной валюты скорее всего снижаются. И тем не менее, скудные ввиду чувствительности проблемы, но при этом устойчивые во времени сообщения косвенно подтверждают слова националистов и параноиков о «северокорейском следе». Пока что он никого не останавливал – ни государство, ни игроманов, спускающих в патинко зарплаты.
***
Как выясняется, секрет популярности патинко – в удивительном стечении факторов, где тонкости государственного регулирования, сложившиеся под влиянием исторических и даже международных, а также традиционных корпоративно-лоббистских факторов, сделали эти автоматы не просто доступным аналогом казино, а уже и социокультурным феноменом. С этой точки зрения патинко – это не лучший пример государственного регулирования и борьбы с игроманией, но точно отличный – живучести идеи и изобретательности ее стейкхолдеров. Тем интереснее путь, который патинко проделали от автоматов со сладостями до инструмента большой – и подчас очень опасной – политики.
